Варвара Гринёва

Мелани Кляйн крайне позитивно смотрела на перспективы детского анализа, в отличие от многих своих коллег того времени: «Детский психоанализ, и, в особенности, анализ самых маленьких детей с неопровержимой точностью сможет подтвердить психоаналитическую теорию как раз потому, что в нем возможно продвинуться гораздо глубже и высветить детали, которые никогда не проявятся столь же отчетливо в анализе взрослых пациентов». [1]

Подход к анализу детей Мелани Кляйн был очень уважительным и гуманным. В отличие от Анны Фрейд, которая воспринимала ребенка скорее как объект исследования и недочеловека («взрос­лый — зрелое и независимое существо, а ребенок — незре­лое и несамостоятельное» [2]), Кляйн видела в ребенке именно субъекта [1].

В то время как Анна Фрейд считала, что к анализу детей следует подходить крайне осторожно и брать в анализ детей только с явной патологией, Мелани Кляйн считала, что детский анализ всегда может оказать благотворное влияние, позволяя ребенку лучше адаптироваться, и любой ребенок может проходить анализ.

В детском психоанализе Кляйн работала и с позитивным, и с негативным переносом, хотя многие аналитики того времени считали, что в детском психоанализе невозможно работать с негативным переносом (Эрмина фон Хуг‑Хелльмут, Анна Фрейд). Кляйн же оставляла за детьми право испытывать те чувства, которые они испытывали и не пыталась уложить их на прокрустово ложе идеального пациента. Кляйн писала: «Моя методика предполагает, чтобы я изначально приняла, что навлекаю на себя как негативный, так и позитивный трансфер, а также исследую и тот, и другой вплоть до его самых глубоких корней, которые располагаются в эдипальной ситуации» [1].

Анализ эдипальной ситуации – еще одна особенность техники детского анализа Мелани Кляйн. Ни Эрмина фон Хуг‑Хелльмут, ни Анна Фрейд не отважились анализировать Эдипов комплекс у детей, считая, что они могут ухудшить отношения ребенка с родителями.
(Здесь я на минуту отвлекаюсь от Кляйн и у меня просыпается психоаналитическое любопытство и я не могу отделать от вопроса - откуда у Анны Фрейд такое сильное нежелание анализировать эдипальные отношения? Не потому ли, что они являются её «слепым пятном»? Не потому ли, что, проходя анализ у собственного отца, она не могла проработать с ним эту тему?)

Мелани Кляйн же показывала, что изучать Эдипов комплекса у детей не только возможно, но и крайне желательно, причём вплоть до самых глубоких слоев, это позволит достичь результатов как минимум равных результатам анализа взрослых. Так же как и в анализе взрослых, «анализ эдипальной ситуации освобождает негативные переживания ребенка по отношению к родителям, братьям и сестрам, но наряду с этим помогает частично устранить их и, таким образом, позволяет значительно усилиться позитивным тенденциям» [1].

Мелани Кляйн особенно подчеркивала, что в детском психоанализе должны применяться аналитические методы, в то время как Эрмина фон Хуг‑Хелльмут считала, что «когда аналитик работает с детьми, он должен отвергнуть собственно аналитические методы лечения и обратиться, прежде всего, к непосредственному воспитательному и обучающему воздействию» [1]. Анна Фрейд также считала, что детский психоанализ должен воспитывать ребенка. Мелани Кляйн считала, что в случае воспитательного воздействия, исходящего от аналитика (которое Анна Фрейд считала обязательным на подготовительном этапе) может вообще не сложиться аналитическая ситуация, и что невозможно совместить аналитическую и воспитательную позицию.

Кляйн отмечала, что детский психоаналитик «обязан быть бессознательно настроен точно так же, как психоаналитик взрослых. Его отношение должно дать ему свободу отрешиться от желания руководствоваться чем‑либо, кроме аналитических принципов, то есть избавиться от склонности формировать и направлять мышление своих пациентов» [1].

Анна Фрейд в детском анализе считала, что она должна укреплять Супер-Эго ребенка с помощью воспитательного воздействия, выступить в роли Эго-идеала для ребенка. Мелани Кляйн считала, что «Эго ребенка несопоставимо с Эго зрелого человека, но с точностью до наоборот, детское Супер‑Эго вплотную приближается к Супер‑Эго взрослого» [1] и что Супер-Эго не меняется радикально в течении жизни, как Эго. В связи с этим Кляйн, напротив, считала, что если как-то и нужно модифицировать Супер-Эго ребенка в анализе, то только смягчать его воздействие.

Анна Фрейд считала, что для детского психоанализа необходима особая техника, и ответом на этот запрос была игровая техника Мелани Кляйн. И хотя Анна Фрейд осталась этой техникой недовольна, Мелани Кляйн доказала её эффективность в клинике. Игровая техника Кляйн появилась благодаря её представлению об организации психики ребенка и происхождении тревоги, через призму которого она наблюдала за детьми в анализе. Она обнаружила, что дети проявляли свои бессознательные фантазии на объектах игры и в её сюжетах. Кляйн сделала вывод, что игру ребенка является эквивалентом свободных ассоциаций взрослого человека.

Кляйн также обратила внимание на то, что после ее интерпретаций бессознательной тревоги (основанных на наблюдении за игрой), игра ребенка менялась, становясь значительно более разнообразной. Кляйн сделала вывод, что игра явилась формой передачи беспокойства, в особенности в отношениях с внутренними объектами. Не только аналитик, но и игрушки и другие доступные в кабинете объекты стали объектом переноса для ребенка.

Фантазии, грёзы, рисунки детей также считались Кляйн аналогом свободных ассоциаций. В объектах, с которыми взаимодействовал ребенок, Кляйн видела символическое значение, и она интерпретировала отношения между объектами и содержание психики ребенка, точно также, как интерпретировала бы свободные ассоциации взрослого, но стараясь использовать понятные ребенку слова. Разумеется, Кляйн не строила анализ игры ребенка на его единичных действиях, интерпретацию получали лишь случаи, когда ребенок многократно повторял определенные действия, и интерпретировалась совокупность действий, в которых наблюдалась некоторая закономерность.

В процессе работы Кляйн заметила, что интерпретации модифицируют тревогу и делают это практически мгновенно. Именно уменьшением тревоги Кляйн объясняла появление большего разнообразия в сценариях игры и в фантазиях ребенка, ведь теперь деятельность не была скована страхами. Одновременно с этим рос позитивный перенос к аналитику. Помимо этого, внутренние конфликты в игре выводились во внешний мир и их становилось легче переносить.

Здесь я позволю себе ремарку, относящуюся к моему детству. Мне вспомнилось время, когда мне было около шести лет и у меня случился приступ гастрита, и в течение месяца вместо детского сада каждый день я ходила в дневной стационар и врачи за мной наблюдали. Не могу сказать, что со мной делали что-то ужасное, но весь день я и другие дети были предоставлены себе и просто сидели в коридорах больницы в страхе, что в любой момент им могут назначить какую-нибудь ужасную процедуру. Чтобы меня порадовать, мама купила мне набор доктора. И каждый день, когда я возвращалась домой, я играла в больницу. Я отчетливо помню садистическое удовольствие, с которым я всаживала игрушечный шприц в свои мягкие игрушки. Я помню, что делала это с такой силой нажима, которая только была мне доступна. Моя «больница» занимала весь подоконник, кресло и еще несколько стульев. Как я перестала ходить в стационар, я потеряла интерес к этой игре и расставила все игрушки по местам и больше никогда не играла в доктора. Но мне особенно запомнилась в этой ситуации какая-то поистине кляйнианская мудрость моей мамы, которая не только не заставляла меня целый месяц убирать игрушки и мебель, составляющие «больницу», но и не позволяла моему отцу заставлять меня это делать. Никто, правда, в мою игру не включился и ни разу не поговорил со мной и ничего не проинтерпретировал, но всё-таки, это были «достаточно хорошие» родители, а не психоаналитики, так что с моей тревогой мне пришлось справляться самой. Думаю, что справилась я не очень хорошо, так как, когда я спустя 20 лет впервые оказалась в больнице, я приложила все усилия, чтобы как можно быстрее её покинуть, отрицая наличие у себя недомоганий. Если бы в детстве моя тревога была проинтерпретирована, то, согласно Кляйн, она бы могла уменьшиться.

Мелани Кляйн считала, что цель интерпретаций – «утешить ребенка и помочь установить благоприятные в своей основе отношения с родителями, а также повысить его способность к социальной адаптации» [1].

Кляйн писала о том, что нас может удивлять, почему же интерпретации в детском психоанализе производят эффект так быстро, и считала, что это объясняется тем, что «на определенном уровне мышления у маленьких детей сохраняется возможность более непосредственного контакта между сознательным и бессознательным, и, следовательно, у них намного проще осуществляется переход от одного к другому» [1]. То есть бессознательное у детей находится в более близком для сознания доступе.

В связи с этим, перспектива детского психоанализа видится Кляйн очень оптимистичной, так как помимо того, что с помощью игровой техники мы можем достичь с детьми того же уровня глубины, что и со взрослыми пациентами, но еще и можем «вернуться к первичным восприятиям и фиксациям, которые в анализе взрослых могут быть только реконструированы, тогда как у ребенка они репрезентуются непосредственно» [1].

Психоанализ взрослых и детей отличается, по Кляйн, средствами самовыражения, но в главном он идентичен: в нём есть последовательные интерпретации, постепенное уменьшение сопротивления и усиление переноса по мере продвижения ко все более ранним ситуациям. Есть различия в технике, но не в основных психоаналитических принципах. Техника детского психоанализа отличается лишь тем, что она адаптирована к мышлению ребенка.

Если же мы обратимся к достижениям Мелани Кляйн в области взрослого психоанализа, то обнаружим, что и здесь они были выдающимися.
Мелани Кляйн перенесла знания, полученные в ходе анализа детей на анализ взрослых, и совершила некий разворот, начав рассматривать свободные ассоциации взрослых пациентов как игру с объектами, то есть отыгрывание внутренних конфликтов. При этом объектами становились аналитик и части его тела и психики, так как в силу расщепления они могли существовать в психике пациента отдельно друг от друга.

Центральной идеей психоанализа Кляйн стала тотальность аналитической ситуации, при которой все ассоциации интерпретировались как относящиеся к переносу, который понимался как все еще актуальная бессознательная детская фантазия. Таким образом, психоанализ взрослого состоял в обращении к младенцу и его миру фантазий, продолжающему существовать внутри взрослого.

В детском анализе Кляйн заметила, что перенос у детей возникает с самого начала анализа, и когда она обратила более пристальное внимание на перенос во взрослом анализе, она пришла к выводу, что и здесь перенос представлен с самого начала, и именно поэтому она начинала интерпретировать его сразу же. Это видится абсолютно логичным и, думаю, перенос начинается уже тогда, когда аналитик еще и не подозревает о существовании пациента – еще на этапе выбора пациентом психоаналитика, ведь этот выбор сделан не просто так, он детерминирован чем-то, и это что-то – перенос.

Кляйн уделяла особое внимание частичным объектам в переносе, так как знание того, что аналитик заменяет какую-то фигуру из прошлого мало что нам дает, в то время как знание о том, какие свойства и функции этих фигур пациент воскрешает, дает нам гораздо больше информации.
Именно это внимание к частичными объектов и позволило Кляйн и её последователям совершить прорыв в лечении шизофреников. Особенность работы с ними состояла в анализе их негативного переноса и агрессивных фантазий, а также технике восприятия каждой ассоциации в цепочке мыслей пациента как указания на аналитика. Поскольку характерная черта шизофреников – это активное действие расщепления, у них не создается целостного переноса, но зато возможен перенос на частичные объекты.

Основной же смысл психоаналитической техники Кляйн и во взрослом, и в детском анализе, состоит в том, чтобы укрепить внутренний хороший объект, что достигается путем развития понимания пациентов его психической реальности и уравновешивания в нем любви и ненависти.