Варвара Гринёва

Наверное, вы видели когда-нибудь картинку, где врач делает с пациентом что-то безумное, и пациент спрашивает: «А вы точно доктор?». Подобный вопрос крутился у меня в голове, когда я читала текст Анны Фрейд: «А вы точно аналитик?»

Если говорить кратко, то, на мой взгляд, полемика развернулась по одной простой причине: Анна Фрейд запуталась в том, что такое психоанализ.
Так как она была наследницей Зигмунда Фрейда, она, видимо, думала, что она практически идентична ему и может выступать в роли эксперта и высшей инстанции психоанализа, и что любая ее идея является аксиомой.

Больше всего в тексте Анны Фрейд меня поразила её уверенность в своей правоте. Когда она пишет о том, что для детского анализа нужна особая техника, так как дети и взрослые – это объекты (обратите внимание, для нее объекты – не только дети, но и взрослые), сильно отличающиеся друг от друга, то изменения в технике «вытекают из существующей ситуации и вряд ли нуждаются в особом теоретическом обосновании» [1, 24].

Здесь я задаюсь вопросом: а почему не нуждаются в обосновании? Потому что представляются очевидными? Или же потому, что это сказано самой Анной Фрейд? Но почему она встаёт на позицию знающего, не сочетающейся с позицией психоаналитика? Мелани Кляйн критиковала Анну Фрейд за то, что она базируется «на умозрительных теоретических рассуждениях», и регулярно в своих текстах напоминает, что, в отличие от Анны Фрейд, её заключения основаны на практике.

У любого родителя, который старается осознанно растить своих детей, от текста Анны Фрейд, наверное, на голове шевелятся волосы. Мне кажется, что ни один родитель, прочитав то, как Анна Фрейд работает с детьми, ни за что не привел бы к ней ребенка. Случаи, которые она гордо описывает, возмутительны и вызывают настойчивое желание отправить Анну Фрейд еще раз проходить собственный анализ, так как в первый раз явно что-то пошло не так.

Кляйн также критикует положение Анны Фрейд о том, что в детском анализе можно работать только с положительным переносом. Развитие положительного переноса, по мнению Анны Фрейд, должно производиться «с по­мощью всех средств, которыми располагает взрослый чело­век в отношении к ребенку» [1, 25].

Эта формулировка сама по себе звучит пугающе, так как взрослый располагает огромными возможностями влияния на ребенка и не все они гуманны, что и демонстрирует Анна Фрейд в описании своих случаев: манипуляции, ложь, запугивание, убирание с пути неугодных значимых других, соревнования с ребенком, подкуп – вот ее арсенал.

Мне неспроста пришло на ум «военное» слово – ведь создается ощущение, что для Анны Фрейд детский анализ – это война (а на войне все средства хороши), она даже пишет о процессе анализа «я предприняла первое наступление» [1, 26], «представьте себе, в какое зат­руднительное положение вы попадаете, когда вашим про­тивником является не чужой человек, а родители ребенка» [1, 33].

В случае с мальчиком, которого Анна Фрейд пытается сделать «доступным для анализа», создавая у него «сознание болезни» [1, 25], Анна выступает самым настоящим газлайтером, заставляющим практически здорового ребенка чувствовать себя безумцем.

Кляйн не критикует Анну Фрейд за то, что она культивирует вину и тревогу, но порицает за то, что она впоследствии не прорабатывает «бессознательный источник происхождения этой тревоги, и не пытается в свою очередь утишить ее в той мере, в какой это возможно» [2].

У меня сложилось впечатление, что даже если до общения с Анной Фрейд ребенку не нужен был психоаналитик, то после такого «подготовительного этапа», он обязательно понадобится.

Помимо профессии главнокомандующего и маркетолога, Анна Фрейд осваивает еще и профессию кинолога, называя подготовительный этап «дрессировкой», и даже профессию экзорциста, стремясь расщепить Эго пациентов и изгнать из него «черта».

У меня остаётся один вопрос: почему Анна Фрейд не хотела осваивать профессию психоаналитика? Зачем она упорно продолжает заниматься тем, что вызывает у нее ощущение, что она «нечиста на руку»? Она предстает в образе наперсточника: «Кручу-верчу, запутать хочу». Но больше всех она запутывает себя, пребывая в уверенности, что то, чем она занимается – психоанализ.

Анна Фрейд запуталась в позициях, она пытается совместить педагогическую и психоаналитическую позицию, её формулировки звучат как слова психодиагноста из органов опеки или психолого-педагогической комиссии, осуждающего, профессионально деформированного и выгоревшего, считающего всех родителей недостойными и опасными: «Я должна была установить, является ли трудновоспитуемая, малоподвижная и тяжелая психика ребенка ре­зультатом неблагоприятного предрасположения и неудов­летворительного интеллектуального развития или же в данном случае речь шла об особенно заторможенном и запущенном ребенке» [1, 26].

Не в том ли дело, что Анна Фрейд по образованию педагог, она много лет работала в детском доме и видела очень темную сторону жизни детей и, возможно, действительно, выгорела и перенесла свое отношение к родителям, дети которых оказались в детском доме, на остальных родителей, считая, что детей стоит забирать из семей, чтобы вытащить их из патогенной среды? Несомненно, иногда детей нужно забирать из семьи, но это не работа психоаналитика, это работа органов ювенальной юстиции.

Анна Фрейд даже пишет о том, что она заимствует образ действий у Айхгорна, который занимается беспризорными детьми, и с сожалением говорит, что «пози­ция Айхгорна гораздо более выгодна, чем позиция анали­тика. Он уполномочен городом или государством прини­мать те или иные меры и имеет за собой авторитет долж­ностного лица. Аналитик же, как это известно ребенку, по­лучает полномочия и оплату от родителей; он всегда по­падает в ложное положение, когда действует против сво­их доверителей — даже если это в их интересах» [1, 28]. Определенно, Анне Фрейд не хватает власти, чтобы освободиться от таких «неидеальных» родителей ребенка, и её это расстраивает.

Может, дело в том, что Анна Фрейд сама не была родителем и не понимала, что, подобно тому, как не существует «идеальный пациент» (к ней такие вообще когда-нибудь приходили?), не существует и «идеальная мать», да и «достаточно хорошей матерью» быть чрезвычайно сложно. Не потому ли Кляйн более терпима к родителям, потому что сама является родителем и родителем далеко не идеальным?

Анна Фрейд же, со своими концепциями идеального становится похожей на одержимую похитительницу детей, готовую принять всех их в своём Хэмпстедском детском доме, так как только она, Анна Фрейд, может быть идеальной матерью, поскольку она дочь идеального отца, Зигмунда Фрейда.

Мелани Кляйн критикует Анну Фрейд за то, что она считает, что в детском психоанализе нельзя углубляться в анализ Эдипова комплекса. Кляйн считает, что углубляться стоит, и это возможно, и успешно у нее получается. Анна Фрейд считает, что не стоит этого делать, чтобы избежать конфликта ребенка с родителями.

Откуда у Анны Фрейд такое сильное нежелание анализировать эдипальные отношения? Не потому ли, что они являются её «слепым пятном»? Не потому ли, что, проходя анализ у собственного отца, она не могла проработать с ним эту тему? Она была проанализирована тем, с кем у нее изначально были неаналитические отношения. Как мы может ждать от нее, чтобы она работала в психоаналитическом кадре, если её анализ был весьма сомнительным?

Не потому ли Анна Фрейд была так убеждена в том, что необходим подготовительный этап анализа – потому что она пришла в анализ именно после длительного подготовительного этапа, длинной во всю её жизнь до анализа? Были ли вообще в этом случае у Анны Фрейд шансы стать психоаналитиком?